Главная страницаНаписать письмоКарта сайта

На лодке к желтому морю

От редакции:

Не правы говорящие, что нельзя путешествовать, не имея больших денег, – утверждает Юрий Лыхин. Кто хочет путешествовать, делает это. Можно передвигаться пешком, на велосипеде, на лодке, автостопом и все это как по нашей стране, так и за рубежом. Именно так предпочитает путешествовать наш автор. Он не считает путешествием поездку на пляжи Анталии или комфортабельное проведение времени на каком-нибудь зарубежном курорте. Для него, потомка первопроходцев Восточной Сибири, путешествие – это неожиданности и опасности, это преодоление трудностей и испытание себя, это общение с природой и с людьми, живущими на окраине цивилизации. Предлагаем читателю путевые заметки одного из недавних путешествий автора – кандидата исторических наук, ученого секретаря Архитектурно-этнографического музея «Тальцы», Юрий Лыхина.

ПО РЕКЕ ХУНЬХЭ К ЖЕЛТОМУ МОРЮ

 

Китай – близкая к нам страна и мне всегда казалось, что я в любое время успею побывать там. Но год проходил за годом, а Китай по-прежнему оставался в стороне от маршрутов моих путешествий. Наконец, в этом году я почувствовал: становится неудобно говорить, что я еще не видел Китая, где побывали, кажется, уже все иркутяне. Значит, время пришло.

Еду!

Последние числа сентября. Поезд Москва – Пекин. Купе, в котором собрались итальянец Стефано в паре с индианкой Амрутой, живущие в Греции и решившие посмотреть Россию и Китай; бизнесмен из Ангарска, имеющий спортивный магазин и едущий за товаром в город Маньчжурию, и я.

Давно обещаемый синоптиками циклон сегодня достиг Иркутска, и наш поезд пронизывает золотую тайгу, укутанную моросящим туманом дождя.

Шэньян

Уже вечер, ровно сутки назад я приехал в Шэньян. Время 19.20, на улице полная темнота – темнеть здесь начинает уже после пяти, когда садится солнце. Возвращаясь в гостиницу, я зашел в какое-то кафе, заказал с помощью сидящего за соседним столиком китайца, говорящего по-английски, рыбное блюдо и в ожидании его стал вспоминать, что произошло за эти длинные сутки.

Вышел из поезда вместе с тремя иркутянками – бабушкой Любовью Михайловной, дочерью Аленой и внучкой Полей. Слух о путешествующем в одиночку распространился по вагону, меня провожали как «героя». Тур иркутянок уже оплачен, их должны встречать. Чтобы облегчить себе поиски гостиницы и устройство в нее, решил поселиться вместе с ними. Встречал китаец 36 лет, переводчик и гид, представившийся «Андрюхой». Разместились в центральной части города в трехзвездочном отеле Ya Tai. Приняв душ, сразу же отправились ужинать. «Андрюха» помог нам сделать заказ и деликатно исчез, обещав встретиться завтра. Свинина с грибами, кальмар с орехами и тушеные баклажаны привели нас в приподнятое настроение. Прогулка по ночным шэньянским улицам вокруг гостиницы завершила приятный вечер.

Встал рано, завтрак в гостинице начинается в 7 часов. Целый час я насыщался, перепробовав все, что предлагалось. Приятно отягощенный, вышел на осмотр города. Небо по-прежнему плотно затянуто, но похолодало. Если вчера днем здесь было 28 градусов, то сегодня обещают только 21.

Первые впечатления от Шэньяна и Китая: пестрота иероглифов, ярких бумажных фонариков и флажков, цветов на клумбах и в горшках, украшающих входные лестницы или просто тротуары возле различных заведений. Конечно, велосипедисты – китайцы всех возрастов, катящие на стареньких велосипедах по специальным дорожкам справа и слева от автомобильной. Владение этим видом транспорта совершенное: одна едет, оживленно разговаривая по мобильному телефону, другой, заложив руки в карманы куртки, третий уверенно влечет рядом с собой второй, пустой, велосипед. Пара молодых китайцев везет пятиметровую трубу, придерживая ее руками на плечах. Трехколесные грузовые тележки, до предела заполненные чем-либо, также без труда лавируют среди хаотичного движения велосипедов, мотороллеров, машин и снующих в разные стороны пешеходов. Правила дорожного движения китайцев ничем не стесняют и, тем не менее, все благополучно расходятся в этом броуновском движении.

Не сразу обратил внимание на характерную китайскую особенность: улицы полны только взрослыми китайцами, детей практически не видно. Китайский лозунг «одна семья – один ребенок» делает свое дело. Андрей, который имеет «большую» семью – жену и два ребенка – говорит, что заплатил за рождение второго немалый штраф.

Мы с Андреем договорились встретиться в 12 часов – расчетный час в гостинице. Мой двухместный номер хотя и хорош, но обходится в большую, чем я рассчитывал сумму (266 юаней). Андрей согласился помочь мне подыскать более дешевый вариант. Таковой нашелся практически здесь же, в 100 шагах от Ya Tai. За 60 юаней я получил комнату два на два метра, большую часть которой занимает широкая деревянная кровать. Она оставляет свободным пространство, равное ширине входной двери. В углу стоит тумбочка с заклеенными дверцой и ящичком, выше, на угловой полке стоит небольшой телевизор «Konka», показывающий около 50 программ. В комнате, как впрочем и в других, ни одного окна на улицу за исключением маленького тюремного окошечка в коридор. На одной стене укреплены вентилятор и маленькая деревянная вешалка, на другой – китчевая картинка с щенками в корзинке, на потолке – лампа дневного света. И это все. Общие на всех туалет и умывальник расположены в конце коридора. Однако меня все устраивает. Три дня, возвращаясь сюда только переночевать, вполне можно провести.

Андрей написал иероглифами несколько фраз, которые могут понадобиться мне в дальнейшем пути, предложил звонить ему на сотовый в случае затруднений и ушел. Иркутянки уехали в Далянь еще утром. Европейцев здесь совершенно не видно. Я остался один в миллиардном Китае.

Приведя свои мысли в порядок, вновь отправился гулять по городу. Посетил императорский дворец династии Цин с традиционными китайскими строениями XVII-XVIII веков, а ближе к вечеру решил посмотреть на протекающую через Шэньян реку Хуньхэ, по которой я собрался достичь Желтого моря. Вышел на берег и был поражен ее шириной. Кроме того, с удивлением обнаружил, что вода в Хуньхэ практически стоячая, невозможно определить направление течения. Бросаешь в воду палочку, а ее несет туда, куда дует ветер. Сколько же придется плыть по такой реке? 

Размышляю об этом над принесенными мне целиком поджаренной камбалой, тарелочкой бобов и бутылочкой холодного зеленого чая – неожиданным оказался заказ.

Новым утром в гостиничном коридоре через постоянно открытую уличную дверь разнесся густой петушиный крик. Виновник сего гордо расхаживал по асфальту небольшой улочки, на которой я теперь живу.

Из гостиницы вышел не рано. На улице прекрасная погода, а то я уже серьезно думал, что солнца здесь никогда не бывает. Сегодня первый день октября, суббота. По случаю выходного дня возле входа в императорский дворец туристов встречают наряженные в старинные одежды служащие. Я тоже намерен отдыхать, собираясь идти в Beiling Park (Северный парк). По пути завтракаю в ресторанчике, тыкая пальцем в иероглифы разговорника. Кальмаров нет, останавливаюсь на свинине, оказавшейся тушеной с капустой. Перед основным блюдом принесли закуску-аперитив – морковь в крошечной плошке. От нее, да и от свинины во рту пылает пожар, заливаю который сладковатым (морковным?) чаем из алюминиевого чайничка.

По пути Beiling Park забрел в Zhongshan Park. Вот, оказывается, где все дети собраны. Здесь есть живой уголок, различные аттракционы (я, например, не без удовольствия прокатился на водяной горке), организовываются разные игры и виды коллективного времяпрепровождения, вплоть до совместного раскрашивания бумажных картинок и гипсовых кукол. Взрослые тоже не скучают в парке. Пиво здесь никто не пьет, его ассортимент даже в магазинах невелик – всего несколько сортов. Не стоит рядами, как у нас, и спиртное, но много маленьких табачных магазинчиков, хотя курящие китайцы в глаза не бросаются. В одном из уголков парка маленькими компаниями играют в карты, в другом склонились над фишками го, в третьем собрались любители помузицировать, попеть. Зрители аплодируют, группами собираясь вокруг музыкантов.

В небе над Северным парком, где раньше было императорское кладбище, плавают воздушные змеи разнообразных форм и раскрасок. Здесь же они продаются, можно приобрести и запустить в небо своего змея. Заметив мое любопытство, мне дали поуправлять одной летающей птицей.

Отношение к иностранцам-европейцам, резко выделяющимся своим обликом, самое доброжелательное. Все обращают на тебя внимание, с любопытством провожают глазами, некоторые заговаривают по-английски, а если языка не знают, то хотя бы скажут: «Hello», весело смеясь при этом. Но никто не заискивает, никто не вяжется к тебе.

Вообще, как можно было почувствовать за эти первые дни пребывания в Шэньяне, в Китае очень демократично, достойно и воспитанно, если не обращать внимания на такую характерную особенность поведения как плевание и сморкание на пол. Однако китайцы считают негигиеничным делать это в платок и носить его потом в кармане.

Гостиница, в которой я живу, весьма своеобразна. Две кабинки туалета и три крана умывальника рядом предназначаются как для мужчин, так и для женщин. И это никого не смущает. Слышимость в гостинице прекрасная. Вчера, например, я не мог заснуть от женских сладострастных стонов в каком-то из номеров. Женщина стонала не менее получаса, в то время как жизнь в гостинице продолжалась: кто-то гулял по коридору, при входе хозяйка или ее муж смотрели телевизор. Происходящее, похоже, всеми воспринималось как нечто естественное.

С утра отправился по своей улочке. Она заполнена торговцами овощей, орехов, семечек, тапочек, стелек, перчаток и прочих мелочей. По обеим сторонам ее сплошные входы в магазинчики, мастерские, едальни. Захожу в одну из последних. В ней пусто, лишь за дальним столиком завтракают хозяин со своим немногочисленным персоналом. Удивленно смотрят на меня. Показываю жестами, что хочу поесть, удивление прошло, согласно закивали головами. Предложили то же, что ели сами – хундо – по особому слепленные пельмени с зеленью и в бульоне. Оказалось очень вкусно, о чем говорю подсевшей девушке, с трудом подбирающей английские слова. Тем не менее, немного побеседовали. Завтрак обошелся мне в два юаня. Порции здесь везде большие, хватает наесться досыта, а стоимость блюда зависит от уровня заведения и от того, на кого оно рассчитано. В маленьких забегаловках для своих можно поесть всего за 2-5 юаней (7-17,5 руб.), в кафе для туристов – юаней за 20-30 (70-100 руб.).

Узкая, грязная улочка, по которой я прошел до конца, неожиданно уткнулась в суперсовременную торговую улицу, окруженную высотными зданиями. Здесь очень оживленно. Наверное, в связи с выходным днем везде идут презентации-представления. На полную громкость включенные динамики озвучивают пространство музыкой, китайскими и европейскими песнями. Вот жонглера-клоуна сменяет девушка с веселой игрой. В это время среди собравшейся толпы зрителей снуют служащие компании или магазина, раздавая рекламные проспектики и листовки. Все представления идут буквально рядом, иногда громкоговорители направлены с разных сторон улицы прямо друг на друга и люди, проходящие между ними, вынуждены затыкать уши. Однако никто не высказывает неудовольствия, останавливаются, с интересом смотрят, простодушно реагируя на разворачивающееся действие и хлопая в ладоши, когда что-то нравится.

В одном месте прямо на улице поставлена красная урна, рядом разложено «покрывало» с объясняющими подписями. Вдоль покрывала стоит ряд китайцев, расставивших ноги и сложивших руки внизу живота. Лица без эмоций, смотрят прямо перед собой. Каждого, кто положит деньги в урну, они хором благодарят и кланяются в пояс, а детям вручают еще и маленький подарок. Сбор пожертвований по-китайски.

Длинная торговая улица к моему удивлению вывела меня к тому месту (Shitu Square), возле которого я вчера заблудился. Китайцы, которых я просил показать местонахождение на карте, указали мне совершенно другое место. В результате я был совсем дезориентирован и в конце концов взял такси, быстро домчавшее меня до огромных старинных ворот, название которых Андрюха написал мне на оборотке визитной карточки гостиницы. Такси здесь дешево, я заплатил всего восемь юаней. Дешев и проезд в автобусах – всего один юань, который нужно опускать в коробочку при входе. Пассажиры с проездными проводят ими по электронному устройству, издающему удовлетворительный писк. Некоторые автобусы оборудованы плоскими телевизорами в начале и в середине салона – едешь, смотришь новости.

Вновь гуляю по паркам Шэньяна. В прекрасном Юго-Западном парке (Nunhu Park) поднялся на огромном колесе обозрения. Вокруг сплошные небоскребы, рядом река Хуньхэ, по которой я намерен продолжить свое путешествие. Но не завтра, как первоначально планировал, а послезавтра. Чувствую себя здесь прекрасно и покидать Шэньян не хочется.

Скамеек в шэньянских парках практически нет, люди сидят на бетонных бордюрах и железных решетках, на переносных складных стульчиках или на инвалидных колясках. Кто расположился в одиночестве, кто неспешно беседует в парах, но большей частью собираются группами, что-либо наблюдая или во что-нибудь играя. Вот и я с интересом смотрю на то, как играют в подобие волейбола воланом-зоской. Две команды по три человека перебрасывают волан через натянутую в рост человека сетку. Волан можно бить любыми частями тела, кроме рук. В основном действуют ногами, и какие же разнообразные и искусные удары демонстрируются при этом!

Рядом несколько человек отрабатывают движения у-шу. Еще поодаль расположился целый оркестр с артистически вокалирующим китайцем средних лет. Я тоже присел послушать. Вскоре мной заинтересовались, предложили поводить смычком по двухструнному инструменту с длинным грифом и корпусом в виде маленького бочонка. После того как я сказал, что я – русский («во – суле»), окружившие меня оживились, вспомнили несколько русских слов: «здравствуй, товалищ», «Ленин», «хорошо» и тут же исполнили для меня по-китайски «Подмосковные вечера».

К заходу солнца изрядно устал. Подошвы от каждодневного многочасового хождения по городу натружено горят. Есть совершенно не хочется, в течение дня напробовался всего. Но поскольку до ночи еще далеко, решил перекусить в расположенном рядом с гостиницей ресторанчике. Однако на сей раз попал в ситуацию, из которой не выпутался бы, если не помощь хозяина гостиницы, увидевшего меня здесь, и его знакомого. Ресторанчик оказался тем, в котором гости готовят сами. Меня окружило много людей, к молоденьким официанткам присоединились гости, никто из которых не говорил по-английски. Меня о чем-то спрашивали по-китайски, смеялись, видя, что я ничего не понимаю. Наконец, дело взял в свои руки знакомый хозяина гостиницы и, пользуясь знаками и словом «no», стал руководить моими действиями, фактически кормить меня. Принес жестяной казан с двумя отделениями и, поставив его на тефлоновую плитку, включил ее. В одном отделении оказалась соленая вода с минимумом специй, во втором – жирная, с плавающими в ней половинками красного стручкового перца. Затем принес две плошечки с приправой, предложил мне попробовать и выбрать, что больше понравилось. Одна была острая, перечная, другая – мягкая, на кунжутном масле, ее я и предпочел.

К заказанным мною грибам, естественно, принесенным сырыми, китаец попросил официанток принести мясо, выложенное тонкими ломтиками на листьях салата, какие-то колобки, очень похожие по вкусу на сосиски, полоски-ленточки чего-то мучного, нарезанную кусками морскую капусту-ламинарию, гору зелени типа петрушки. Понемногу положил всего этого в оба отделения казана. Мясо готовилось быстрее всего. Держа кусочек мяса палочками и купая его в казане, китаец наблюдал за изменением цвета. Как только мясо потемнело, вытащил его, предложил обмакнуть в приправу и попробовать. Оказалось весьма вкусно. Потом пришла очередь остального. Пользуясь черпачком и палочками, китаец доставал готовую еду, подкладывая мне в тарелку. Я ел, а он закладывал в казан новые порции.

Одолеть всего я не смог, есть это нужно было вдвоем, а то и втроем. Показав жестами, что я сыт по горло и удовлетворен вкусом еды, я вынужден был остановиться. Когда принесли счет, китаец показал по меню, что сколько стоит – каждая сырая порция от 3 до 10 юаней. Всего вышло 39 юаней. Взял у меня две бумажки по 20 юаней, через минуту принес мне юань сдачи, проводил меня до дверей ресторанчика и вежливо распрощался.

Начало плавания

Сегодня в путь. Быстро завтракаю и иду закупать продукты. Набрал всего понемногу на 75 юаней (примерно 250 рублей). Теперь надо решить, куда плыть? Накануне, глядя на карту Шэньяна, никаких сомнений я не испытывал: хотя стрелки-указателя на изображении реки нет, Хуньхэ определенно должна течь на юго-запад. Но выйдя на берег реки, столь же однозначно увидел, что долина реки понижается на северо-восток. Чему верить, логике или собственным глазам?

В результате уехал из гостиницы на такси под один из мостов на юго-западной окраине города. Но встав на берегу реки, опять засомневался: уклон Хуньхэ явно в противоположную сторону. Туда же медленно, но движется брошенный в воду стебель растения. Два китайца, которых я жестами попытался спросить об этом, показали в разные стороны!.. И я поплыл на северо-восток (может быть, река делает большую дугу?), досадуя, что теперь придется грести через весь город.

Река еле движется, благо хоть ветерок попутный. По берегам с удочками замерли рыбаки, проплыл мимо забредшего в воду китайца, проверяющего сеть. Пригревает солнце, сияющее на безоблачном небе. Весь Шэньян в туманной дымке смога – тем гуще, чем ниже к горизонту. Но что за сюрприз, ничего не понимаю! Река перегорожена каким-то каскадом воды в том месте, где должен быть мост через Хуньхэ…

Это поразительно, но в течение трех с половиной часов я легко греб против течения и совершенно не подозревал об этом. Оказывается, река текла мне навстречу! Глупый русский на китайской реке. Меня можно счесть тупым, несообразительным, но на реке Хуньхэ визуальные впечатления прямо противоположны логике. Я сходил со всем своим скарбом до каскада, с помощью которого наполняется один из боковых каналов, приволок рюкзаки обратно, снова загрузил ими лодку и опять поплыл к тому мосту, откуда начал свой путь. Теперь плыву, как мне определенно кажется, вверх по уклону долины. В такой ситуации надо будет четко запоминать ориентиры, иначе, забывшись или запамятовав утром, откуда приплыл, можно двинуться в обратную сторону.

В результате моих блужданий по реке лишь около 16 часов я вновь был под тем же мостом, откуда стартовал. Через полтора часа начнет темнеть, а я все еще в черте города.

Новая китайская неожиданность! Еще один каскад, о котором я заподозрил лишь по береговым сооружениям, ибо сверху перепад воды совершенно незаметен. Много ли еще подобного будет? Подплывая к каскаду, я прижался к самому берегу, а сидевшие там рыбаки-китайцы недовольно замахали руками, чтобы я отплыл подальше от их удочек.

Обошел и это препятствие, но вскоре новая напасть: под стоящими в ряд автомобильным и четырьмя железнодорожными мостами Хуньхэ практически перепружена и имеет несколько настолько мелких проток, что мне пришлось проводить лодку. Река явственно попахивает нечистотами. Боже, куда я попал!

17.45. Покрасневшее солнце уже почти скрылось за горизонтом. Хочешь не хочешь, пора думать о ночлеге. Пристаю к каменистому островку с несколькими деревьями. В вечерней тишине впереди раздается шум воды, видимо, снова каскад. Набирать воду из реки определенно не хочется. Для того чтобы заварить лапшу, достаю купленную в магазине двухлитровую бутылку питьевой воды. Надолго ее мне явно не хватит, но днем буду обходиться соком и бутылкой газированного напитка, а где-нибудь далее запасусь более основательно.

Позади горят огни Шэньяна, над которым возвышается освещенная трехсотметровая телебашня. Рядом по берегу доносится шум машин, на той стороне реки брешут собаки. В окутавшей меня темноте уютно пылает костерок, попискивают какие-то птицы и уже совсем не верится, что я где-то в Китае.

Новые неожиданности

Проснулся в начале седьмого, когда было уже вовсю светло. По берегам видны люди: сидят рыбаки, едут по дороге велосипедисты, изредка проезжают машины. На мостах гулко стучат поезда. Веет ветерок, довольно прохладно. Собираюсь, завтракаю новым видом лапши, согрев воды на сухих кукурузных стеблях, и отправляюсь в путь.

Точно, впереди новый искусственный перепад через реку, на сей раз не обозначенный никакими береговыми сооружениями. Просто навозили камней и перемелили реку и без того, видно, неглубокую. Проплыть прямо не решаюсь, опасаясь порвать лодку, опять переношу весь свой скарб по берегу.

Поднялся довольно сильный встречный ветер. Грести надо, не переставая, и даже в этом случае я движусь очень медленно. Неспешно едущие по берегу велосипедисты легко обгоняют меня. Если я останавливаюсь передохнуть, лодку начинает резво гнать вверх по течению. Назад быстрее, чем я могу двигаться вперед. Над самой водой залетали ласточки-береговушки, не иначе как к перемене погоды.

По обоим берегам видны разнообразные насаждения, работающие люди. В одном месте остановился посмотреть. Здесь убирают кукурузу. Сначала ее стебли срубили, выстелив поле, а теперь женщины, перебираясь на корточках, высвобождают початки и бросают их в желтые кучки.

Только к 12 часам добрался до последнего обозначенного на карте Шэньяна моста. Он оказался плотиной с железными шлюзами между опорами. Опять переноситься!

На перенос лодки и вещей ушло полтора часа. Здесь оказались два автомобильных моста, стоящих вплотную. Судя по дорожному указателю, это дорога на Далянь. Наконец перебрался и новая китайская неожиданность! После этой плотины Хуньхэ, ширина которой в черте города была больше, чем у Ангары, превратилась в небольшую перекопанную речушку. Какие чудеса еще ждут впереди? По крайней мере, одна неизвестность меня заботит. Я не знаю наверное, куда впадает Хуньхэ. В Большой советской энциклопедии она именуется притоком реки Ляохэ – крупнейшей в Маньчжурии, но на китайской карте, очень пестрой и плохо читаемой, похоже, что она течет прямо в Желтое море.

Справа Хуньхэ принимает в себя какой-то дурно пахнущий сток. Когда на мелководье я задеваю веслами дно, они поднимают клубы совершенно черной грязи. Ощущение такое, что плыву по загаженному карьеру. Да собственно, так оно и есть. Вон в берег вгрызаются экскаваторы, загружая подъезжающие одна за другой машины. Далее появились землечерпалки и экскаваторы, черпающие гравий со дна реки. Со всех сторон визг и грохот. Как следствие этого возле берегов плещется множество сдохших мальков и рыбешек. Однако многочисленных рыболовов по обеим сторонам реки это нисколько не смущает.

Плыву, стараясь побыстрее выбраться из этого карьера. Сейчас я где-то на самом краю карты Шэньяна, в ближайших окрестностях города. Солнце красным пятаком повисло над низким горизонтом. Уже в наступающей темноте у меня сломалось весло. Пристаю на другом берегу от землечерпалки. Не найдя лучшего места, располагаюсь прямо на убранном поле и в огорчении сразу ложусь спать.

Вынужденная остановка

С 5 утра начинает светать, к 6 часам уже совсем светло. Недалеко от моей палатки дорога, по которой тарахтят трактора и машины, рядом со мной раздаются голоса китайцев, вышедших на поля.

Утром все стало казаться не так плохо, как накануне. Перейдя дорогу, подошел к одному из открывшихся за ней домиков, возле которого китаец подметал улицу. Показал ему сломанное весло, вместе быстро починили его. Потом я вернулся туда же с бутылками для воды и фотоаппаратом, снять наваленную у стены дома кучу кукурузы.

Время 8 часов, я снова плыву. Весь вчерашний день прошел в непрерывной гребле, в борьбе со встречным ветром. Похоже, сегодня предстоит то же самое. Ветер усиливается, по воде заходили волны, лодку начинает забрызгивать. Незаметно Хуньхэ превратилась в озеро – впереди новая плотина! Останавливаюсь возле рыбаков, сачками вылавливающих еще живую рыбу, выныривающую к поверхности подышать кислородом. Рыбаки показывают, что дальше будут сплошные плотины. До меня начинает постепенно доходить, что я вляпался. Но что делать, буду двигаться, пока не подъем продукты, а потом стану как-нибудь выбираться.

Ветер, который не утихал всю ночь, стал настолько силен, что выбираясь из-за очередного мыска на прямой воздушный поток, я уже не могу его преодолеть. Не отплыв от плотины и полкилометра, решил остановиться, переждать стихию. Заварил лапши, острой как пища дракона, не спеша поел. Ветер шумит и гнет в дугу деревья на том берегу. Все небо затянуто пыльной дымкой. Хорошо, хоть не холодно – полускрытое солнце ласково пригревает, я сижу в одной майке.

Вышел прогуляться на высокий берег Хуньхэ. Похоже, я остановился у кладбища, которое длинной полосой тянется вдоль реки. На разном расстоянии друг от друга расположены конусовидные холмики земли, впереди которых (с южной стороны) установлены плиты с иероглифами. А вот здесь, видимо, недавно поминали усопшего: возле холмика стоят три корзины с искусственными цветами, на площадке перед могилой – остатки многочисленных петард.

От кладбища вдаль тянутся кукурузные поля, большей частью уже убранные. Метрах в 300 в поле стоит маленькая кирпичная фанза, односкатная крыша которой покрыта черепицей. Дверь закрыта на миниатюрный замок. Сквозь стекло заглядываю внутрь. У дальней от входа стены расположилась низенькая кирпичная печь со вделанным в нее котлом-казаном, к печи примыкает лежанка-кан. Дым, проходя под лежанкой, поднимается в трубу за стеной фанзы. Рядом с печкой на земляном полу стоит маленький шкафчик, закрытый матерчатой шторкой – вот и все убранство.

На берегу возле полуразвалившейся кирпичной постройки подъехавшие на мотоцикле с тележкой китайцы с помощью металлоискателя извлекают из земли мелкие куски железа. Каждый промышляет, чем может.

Время 15 часов, через пару часов начнет темнеть. Двигаться дальше нет возможности, придется останавливаться здесь на ночевку. Посмотрим, что будет завтра.

Соседнее поле засажено грушевыми деревьями. Посреди поля стоит также кирпичный домик с двухскатной черепичной крышей. Я подошел посмотреть. Навстречу молодой человек нес полмешка собранных груш. Оказалось, что он немного говорит по-английски. Это поле – 1000 деревьев – его матери и деда. Он с матерью живет в поселении на другом берегу Хуньхэ, а дед, согнувшийся, но веселый старик, в этой фанзе.

Я спросил о том, что меня больше всего заботило – о ветре. Оказывается, ветра здесь довольно часты. Осенью они дуют с низа реки, с моря, а зимой с суши, в противоположном направлении. Зимой случаются морозы до –30º. Узнав, где я собираюсь остановиться, молодой человек предложил мне переночевать в фанзе, ночью ожидался дождь. Я с удовольствием согласился, вместе перетащили вещи, еще поговорили о том, о сем, насколько позволял его и мой английский. В половине шестого, перед темнотой, с той стороны подошел частный мотобот, чадящий густым черным дымом. Молодой человек с  матерью уехал, а я остался с дедом.

В фанзе

Сели ужинать. Прямо на кан поставили низенький столик, мы расположились подле него. На столике рис в чашке, в двух пиалах разные овощи с мелким стручковым перцем, в третьей – нарезанные ломтиками груши в сладком сиропе, в полиэтиленовом мешочке – поджаренный с солью арахис. После еды полакомились слегка размоченным арахисом в стручках.

Кан от печи отгорожен стенкой, за которой получилось что-то вроде кухни. В ней же хранятся инструменты, кучей лежат разные коробки и мешки, стоит вода, налитая в толстостенный глиняный сосуд бочонкообразной формы. Сосуд закрыт пластиковой крышкой с расположившимся на ней алюминиевым ковшиком. Пол в фанзе выложен кирпичом, потолка нет, два ската крыши обтянуты снизу полосатой пленкой, придавленной палками, стены замазаны глиной. В кухне-сенцах кровля по легким стропилам выстелена кукурузными стеблями. В комнате один из шкафчиков, с постельными принадлежностями, стоит прямо на кане; другой, с посудой, – на полу возле стены; третий расположен между двумя предыдущими, примыкая к кану и торцовой стене фанзы. Поперек комнаты над каном на двух веревочках висит бамбуковая палка, на которую старик вешает полотенце. Несколько табуреточек и разных скамеечек – скарб немудрящий. В продольных стенах два невысоких прямоугольных окна в шесть и четыре стеклины, сенцы освещаются наполовину застекленной дверью, окно в противоположной от входа стене заложено кирпичом.

В фанзе тихо и спокойно. Пока догорает свеча, я стараюсь успеть набросать впечатления прошедшего дня, а старик внимательно смотрит, как я пишу, весело удивляясь моим закорючкам.

Сразу после ужина собрались спать. Старик достал из шкафа одеяла – получше мне и поплоше себе. Кан застелен соломенной циновкой, ложимся прямо на нее, закрываемся одеялами, под головой что-то свернутое, достаточно высокое. Кан мне коротковат, пятки свисают. Снизу на уровне груди приятно пригревает. Долго еще лежу, переваривая впечатления, затем под звуки включенного радиоприемника погружаюсь в сон.

Ночью, когда кан остыл, старик проснулся (гляжу на часы – 1.30), тихо зашелестел мешочками, затем разжег печку и начал варить рис. Вскоре снова прилег. Окончательно встает он еще затемно, крошит какую-то зелень, вновь готовит на печке. Я просыпаюсь в шесть, когда на улице посветлело. Выглядываю из фанзы: ветра никакого, зато моросит ощутимый дождик. Старик наливает в тазик воду и предлагает мне умыться. Сразу садимся есть. К свежеприготовленному рису в большой алюминивой чашке выставляются те же овощи в тех же пиалах плюс горячая тушеная зелень.

Старик предлагает выпить. Я не отказываюсь. Из раскупоренной пузатой бутылки наливает понемногу в чайные пиалы. Пробую мелкими глоточками – слабая водка с каким-то сладковатым парфюмерным запахом, но не сказать, чтобы было неприятно. Старик, улыбаясь, смотрит на мою дегустацию.

Старик-китаец весьма симпатичен мне. Он лысоват, с редкой седенькой бородкой и подстриженными усами. Изработанные руки с узловатыми пальцами и длинными, как ножи, ногтями. Почему-то при виде его я вспоминаю своего отца-крестьянина. Несмотря на драные кеды и заношенные штаны, на лице старика ясная, ласковая улыбка. Общается он со мной как с немым – знаками, иногда произнося вполголоса некоторые слова. Если отвлекается от меня, сидит, склонив голову, тихо задумавшись. Видно, что он привык жить один.

Я все еще возле многомиллионного Шэньяна с его небоскребами, а кажется, что оказался в средневековом Китае. Открывающийся через четыре стеколка двери пейзаж еще больше убеждает в этом: серое небо над убранным полем, тихо застывшие под дождем деревья, там и сям кучи соломы и кукурузных початков, гора перегноя, перевитая зелеными побегами и желтыми кабачковыми цветами, лужицы воды на сырой раскисшей земле. Есть что-то общее в этом и с нашей страной. Наверное, сельские виды многих стран весьма схожи друг с другом.

На душе тихо и спокойно. В полусумраке фанзы старик, сидя у печи, неспешно обрезает кривым ножом подпорченные груши, мелко кроша их в чашку. Во всем его поведении сквозит единение с природой и тихая житейская мудрость, какую я наблюдал, например, в Монголии у таких же малообразованных степняков-аратов или у сибирских крестьян в отдаленных деревушках. Может, ради таких моментов и стоит путешествовать?

Дождь моросит, не переставая. Я достал свой разговорник, немало повеселив старика своим произношением китайских слов. Убедившись в моей полной неспособности обучаться, старик взял табуреточку, начертил на ее поверхности квадратную сетку четыре на четыре клеточки, разломал несколько скорлупок арахиса на половинки и положил пять штук на пересечение линий со своей стороны. Затем подобрал с пола столько же косточек, положив их на мою сторону поля. Двинул вперед скорлупку: «Играй». Быстро поняв несложную суть игры (нужно поставить две свои фишки перед фишкой противника так, чтобы на этой горизонтали или вертикали больше ничего не стояло, тогда фишка противника снимается с поля), я начал играть. Старик руководил моими действиями, приговаривая «пэ хё» (что-то вроде «плохо», «неважно») или издавая редкие одобрительные возгласы.

Вторую партию я неожиданно выиграл. Старик удивился, спросил, есть ли такая игра в России (или играл ли я в нее в России)? Я ответил: «Миё» (нет). Третью партию старик играл более осмотрительно, зажимал меня со всех сторон, готовил неожиданные ловушки, на мои неудачные ходы говорил «пэ хё» и показывал, как съест мою косточку. Приходилось брать ходы назад. Заслуженно победив меня, старик успокоился и сосредоточился на уничтожении мух с помощью пластиковой хлопушки, а я занялся починкой своей куртки. В фанзе тихо, лишь слышно, как на улице монотонно капает дождь. Удары хлопушки замедлились, старик задремал, свесив голову на грудь.

Время обеда. Старик налил ковшик воды в большой казан, вделанный в низенькую, по колено, квадратную печь (топка печи прямо на полу, поддувала нет). Затем положил в казан металлический круг с многочисленными отверстиями. На круг поместил чашку с рисом, фаянсовую миску с кусочками груши, предварительно посыпав их ложкой сахара, в третью миску покрошил висевшим на стене тесаком разных овощей, полил их растительным маслом и поставил туда же, на решетку. Из большого мешка рядом с печью достал несколько пригоршней измельченной сухой овощной ботвы и разжег огонь. Через 20-30 минут под воздействием горячего пара все было готово, и все очень вкусно.

Снова в путь

Подъем в 5.25. У старика давно был готов завтрак. Снова едим за столиком на кане. Без пяти шесть мимо фанзы проходят на свои поля люди, приехавшие с другого берега Хуньхэ. Я перетаскиваюсь к воде, тепло прощаюсь со стариком и в 6.25 отправляюсь в дальнейший путь. Все вокруг затянуто густым туманом, медленно передвигающимся вверх по реке. Плыву, придерживаясь едва различимого берега, выписывая параллельную ему линию. Уже привычный запах отстойника, стоящие рыбацкие загородки, бесшумные тени взлетающих впереди больших птиц… Сквозь холодящие струи сизого тумана едва заметным белесым пятном проглядывает солнце. В зависимости от петляющей береговой линии оно оказывается то сбоку, то сзади, то с другого боку, и я уже не понимаю, где я и куда плыву. Почему-то кажется, что я, не заметив очередной плотины, сделал полукруг и вернулся к тому же месту по противоположному берегу.

В начале девятого туман рассеялся, и я с облегчением убедился, что мои опасения напрасны. Абсолютно голубое небо, сияющее солнце, штиль. Слева и справа в дно реки вгрызаются землечерпалки и экскаваторы. Отовсюду тарахтит и грохочет, по воде расплываются радужные пятна соляры, среди которых вверх брюхом всплывают поленья крупных рыбин.

Пользуясь разгулявшейся погодой, надо постараться проплыть как можно больше. Китайская река Хуньхэ воспитывает трудолюбивых людей: не будешь грести – не будешь плыть. Поэтому я налегаю и налегаю на весла, километр за километром оставляя за собой низкие, безрадостные берега. Нанизываю на иголку своей лодки материю Хуньхэ.

Все когда-нибудь кончается, закончились и землечерпалки. Хуньхэ постепенно приобрела характер среднеазиатской реки с невысокими песчаными и илистыми берегами. При этом она стала такой мелкой, что я часто скребу веслами по дну, и уже не раз садился на мели. Человеку, привыкшему плыть по карьеру, немного надо: радует, что это какая никакая, но все-таки река. Здесь умозрительный уклон долины соответствует визуальному, и мою лодку худо бедно, но все-таки несет по течению.

Быстро приноровился угадывать фарватер, блуждая между берегами. На многочисленных отмелях косыми столбиками застыли цапли, рядом гогочут сторожкие гуси. Тихое повизгивание моих уключин заставляет их подниматься на крыло.

Чувствую, что проплыл сегодня много. Надеюсь, не меньше 30 километров. И ни одной плотины! Эх, еще бы недельку таких денечков! Остановился на ночлег не на самом удобном месте: на виду у моста через Хуньхэ, рядом с нефтяными качалками. Ну да выбирать не приходится, встаю там, где застает заход солнца. Пока устанавливал палатку, стало темно. Кукурузными стеблями вскипятил воду, похлебал горячей лапши. Время 18.30, пора и спать ложиться. Бросаю последний взгляд на небо. Большая Медведица непривычно низко лежит над горизонтом. А вот и Полярная звезда, неприметным маячком указывающая на север, дом. Я же плыву прочь от него, на юг.

В борьбе с ветром

Встаю в половине шестого. Уже вполне светло. Над рекой гуляет небольшой туман, зябко, сыро, палатка в крупных каплях росы. От завтрака отказываюсь – кукуруза тоже сырая, а другого топлива нет.

6.30. В путь. День обещает быть погожим. С обеих сторон до самой кромки берегов простираются кукурузные поля, кое-где тянутся ряды насаженных деревьев. Время от времени видны работающие люди. Тихо на реке Хуньхэ не бывает. На месте ночевки мне не давала спать монотонно резонирующая нефтяная качалка, здесь гудит какая-то буровая вышка, со всех сторон раздаются шумы тракторов и машин, издалека разносится музыка – на полную громкость включенный громкоговоритель помогает китайцам усердно трудиться.

Вышел на берег, увидев поле гаоляна. Рядом оказалась деревня, отделенная от реки длинной дамбой вдоль всего берега. Дома стоят в низине, спасаясь за дамбой от разливов Хуньхэ. От самых домов тянутся вдаль поля поспевшей золотой пшеницы, которая сеется не рядками, как у нас, а пучками-куртинками. Мужчина и женщина жнут пшеницу кривыми ножами на длинных деревянных ручках. Левой рукой они подхватывают пучки колосьев, правой подрезают их у самых корней и кладут на землю. Как только собирается достаточный сноп, его увязывают стеблями той же пшеницы. Ровные ряды таких снопов устилают сжатое поле.

В нижнем конце деревни вновь остановился. Не спускаясь с дамбы, сделал несколько снимков. Рядом прошел трактор с тележкой, доверху загруженной мешками с кукурузой. Один большой початок, ровно золотой слиток, упал мне под ноги. Поднимаю трофей и трогаюсь в путь – пока погода хорошая надо двигаться. Время 10 часов, а я проплыл всего ничего.

Увы, снова поднимается встречный ветер. Пройти сегодня столько же, сколько вчера, явно не удастся.

С воды ничего хорошего не сфотографируешь – видно не много, но выходить на берег лишний раз не хочется – липкий ил пристает к обуви, потом размазывается по лодке. У меня грязное все: лодка, рюкзаки, палатка, одежда. Сам я умывался только в фанзе у старика, а зубы чистил в Шэньяне. На реке не только лицо всполоснуть, но и носки постирать страшно. Правда, сейчас река стала много лучше: и вода чище, и запаха того нет, и дохлой рыбы не видно.

Быстро набравший силу ветер понес волны с «барашками». Да, в этом случае пройденное расстояние придется считать не километрами, а сотнями метров. Ветер то стихает, то налетает с новой силой. Когда прячусь за подветренным берегом с насаженными на нем деревьями, иду довольно ходко, но как только попадаю на прямой безлесый участок, начинаю отвоевывать пространство метрами. Здесь Хуньхэ разыгрывается не на шутку: катит на меня широкими мощными валами. Лодка, как утюгом, сглаживает их, часть воды принимая в себя. Ползу медленно, но все же двигаюсь. Ничего, прорвемся! Как говорил один знакомый писатель, «большевики и не такие трудности преодолевали».

Ветер сушит носоглотку, и все время хочется пить. Утоляю жажду матэ, благо, его можно настаивать в холодной воде. Изредка по реке проходят мимо меня неказистые тупорылые железные лодки с моторами, управляют которыми стоя. Лодки мерно тарахтят, неторопливо передвигаясь по Хуньхэ. Ветер им не помеха!

Мостов через Хуньхэ на пути встречается множество, среди них и понтонные. Под одним из последних еле протиснулся, настолько он низок. Миновал мост, ведущий на Liaozhong. До него 10 километров перпендикулярно моему пути, до Шэньяна – 74. Если верить своим глазам (что в Китае чревато), то треть пути у меня позади. Хочется думать, что худшая.

17.15. Солнце скрывается, остается только-только времени, чтобы установить палатку и насобирать топлива. Встаю на большой песчаной косе, укрывшись от ветра за несколькими деревьями возле кукурузного поля. Итог сегодняшнего дня: прошел меньше, устал больше.

Рукотворные берега

В 5 часов начало светать. Встаю, не медля, стремясь сэкономить световое время. Возле воды ноги проваливаются в песок, как в болото. Еле нагружаю лодку и отчаливаю.

Река начинает сильно петлять, заметно уклоняясь к западу. Тем самым мой путь, естественно, удлиняется. Если ориентироваться по мосту на Liaozhong, то мне плыть еще минимум 3-4 дня, максимум – дней 10.

Ситуация с ветром повторяет вчерашнюю. По реке идут такие валы, что я буквально испытываю качку. А ласточки опять залетали над водой, вновь суля непогоду. Плеск волн и шум ветра в ушах… Однако любой маршрут – это прежде всего труд, вот и сегодня я тружусь до ноющих болей в руках и спине. Кто бы слышал, как я кряхчу, раздеваясь в маленькой палатке и заползая в тесный спальный мешок! В любом случае, это не отдых в трехзвездочном отеле на курорте Далянь.

Ничего себе волны! Налегаю на весла всем телом, а с места сдвинуться не могу. И пристать невозможно – берег крутой. Еще полчаса борюсь с ветром, немного продвигаюсь и вынужден остановиться. Время всего 11.30.

Везде, где бы не вышел на берег, вдоль реки тянется высокая дамба. По ней часто устраивается дорога. А уже за дамбой, в низинке, прячутся строения и поля, в частности сейчас – сжатой и установленной в аккуратные ряды суслонов пшеницы. Используется даже малый клочок земли. Рука китайского крестьянина приложена всюду. Приглядываясь, например, к береговым размывам, я обнаружил, что и сам берег Хуньхэ рукотворен. Чтобы берега не разрушались водой, они практически везде укреплены: сначала уложены полотнища плотной материи, затем вся поверхность выложена камнем, который для крепости затянут в сетку из толстой проволоки. Во время паводка все это заносится илом, кое-где вырастает трава и берег приобретает естественный, природный вид.

Деревни выхода к реке не имеют, да им и не нужно этого. Река здесь не благо, а скорее зло. Так что, получается, я плыву по задворкам китайских деревень.

Разглядывая деревню и поля, выждал пару часов. Когда ветер слегка утих, я поплыл дальше. Хуньхэ делает очередную крутую петлю. В один момент я плыву практически в обратном направлении – на северо-запад! Зато ветра здесь совсем не ощущается (какая благодать!) и я быстро прохожу этот участок.

Ветер южный, свежий, морской. Время уже четвертый час. Хорошо, если сделаю сегодня 10, максимум 15 километров. Под вечер втягиваюсь в работу и гребу мерно, монотонно, как механизм. Радуюсь, когда скорость не уступает шагу пешехода, но так бывает нечасто. Надо вставать еще раньше, совсем по-китайски, затемно, и плыть утром, пока ветер еще спит.

Под звуки ветра и волн

Время 4.30. Ночь еще не прошла. Где-то неподалеку поют петухи. Напротив входа в мою палатку ярко горят звезды. Ковш Большой Медведицы стоит вертикально, готовый опрокинуться. В полной темноте начинаю собирать рюкзак и палатку.

5.00. Небо с востока начинает сереть. В недалекой деревне затарахтела первая машина. Еще через полчаса заиграла громкая музыка, китайский рабочий день начался. Быстро позавтракав горячей лапшой, отплываю в 6 утра. Солнце красным диском прорезает серое марево и встает над горизонтом. Мягкий ветерок морщинит гладкое лицо Хуньхэ. На реке плещет рыба, выпрыгивая из воды. Одинокая утка, не выдержав соревнования с моей лодкой, взлетает и исчезает впереди. Со всех сторон доносится шум моторов. Из-за дамбы гулко стреляют петарды. Эти звуки все время сопровождают меня в пути. Похоже, китайцы отмечают петардами любое событие в своей жизни от рождения до смерти.

8.00. Проплываю большой мост, однако дорожных указателей не видно и точно определиться не удается. Судя по карте, это может быть мост напротив населенного пункта Anshannan в 88 километрах от Шэньяна. Тогда до Инькоу остается еще 60 – в безветренную погоду два дня пути. Но ветерок разгуливается, если я не гребу, меня уже несет назад. Вскоре шум ветра начинает заглушать все остальные звуки, и я снова плыву под аккомпанемент мелодии воздушного потока и плещущейся воды. В основную линию жалобно вплетаются поскрипывания уключин.

Труднее всего приходится на южных участках реки, когда ветер дует прямо в лоб, поднимая и разгоняя речные воды. Иногда Хуньхэ поворачивает вправо или влево, тогда я прижимаюсь к берегу и, прикрываясь им, могу более или менее двигаться. Где ползком, где побыстрее, все же продвигаюсь вперед. Следующий мост должен быть на отметке 112 километров. Думаю, что увижу его завтра.

Еще утром вышла вся питьевая вода. В обед, когда ветер сильнее всего, остановился в приглянувшемся месте. За дамбой, как обычно, поля, разбросанные там и сям крестьянские домики. Захожу в ближайший. Маленькая собачка на цепи подала голос, на который выходит пожилой китаец. Показываю ему иероглиф «вода», достаю бутылки. Он наполняет их из глиняного бочонка в сенях, разделяющих дом на две половины. Китаец не очень приветлив, в карту ткнул абсолютно неуверенно, сфотографироваться отказался. Пришлось уходить, ничего не успев рассмотреть в усадьбе, хорошо хоть на подходе сделал несколько снимков.

По существу, плыть по реке можно только два часа утром – от восхода солнца, да два часа вечером – до захода. В это время я и делаю основную часть пути. Все остальное – это в большей степени качание мускулов. Фактически для меня не имеет особого значения, сколько километров я проплыву вдоль реки – Хуньхэ очень извилиста – важно лишь насколько я продвинусь за день в южном исчислении.

Заблудился

Дни потянулись одинаковые, подобные однообразным берегам Хуньхэ. Я уже не помню, какого числа отплыл и сколько дней в пути. Каждый новый день, как брат-близнец, похож на предыдущий: нескончаемая череда маханий веслами. Рассчитываю, что до Желтого моря осталось километров 50. Здесь Хуньхэ стала заметно полноводнее, и я уже не боюсь сесть на мель как несколько дней раньше.

В принципе, уже хочется завершить маршрут. Сегодня, экономя утреннее безветренное время, не стал даже завтракать, отплыл в 5.50. Хуньхэ выписывает длинные извилистые меандры. В этих речных петлях появилось множество деревянных лодок со слегка приподнятыми плоскими носами и кормами. Лодкой управляет стоящий человек, держащийся за перекрещивающиеся рукояти длинных, часто с надвязанными лопастями весел. При каждом гребке человек наклоняется вперед и как бы кланяется. Лодки челноками снуют от берега к берегу, сшивая их сотнями метров рыбацких сетей.

Плыву мимо бесчисленного количества громадных теплиц. Три их стены сформованы из берегового ила, а четвертая (южная) и верх каждой теплицы затянуты полиэтиленовой пленкой по каркасу из бамбуковых жердей. Несмотря на ряд круглых отверстий-продухов в пленке, в теплице, в которую я заглянул через маленький дверной проем, было тепло и влажно, роилось несметное количество мух. Рядом с аккуратными рядами недавно высаженных растений располагалась колонка-качалка.

Время 8 часов, ветер зашумел в ушах, покатились валы, разбиваясь о нос лодки. Настроение пасмурное, но вот из-за серого морока над горизонтом выглянуло солнце, и на душе стало веселее. Сегодня день моего рождения. Встречаю его вполне буднично. Бог даст, отмечу в порту Инькоу.

Новый сюрприз! В Хуньхэ впала большая, фактически равновеликая река, и я растерялся: куда плыть дальше? При едва заметном течении обеих рек и при дующем ветре ответить на этот вопрос не так просто. Все же определяюсь. На всякий случай пристаю к рыбацкому стану, расположившемуся в месте слияния – с десяток лодок, два полукруглых шалаша, крытых пленкой. Проходящий мимо китаец, вроде, подтверждает мое предположение. На карте показывает отметку 112 километров, и, действительно, пройдя по берегу дальше, впереди вижу мост.

Поплыл дальше. Слышу рядом с собой стук колес идущего поезда. Решаю осмотреться, пристаю к берегу и… погружаюсь в ил по колена! Еле-еле высвобождаю обувь и иду босиком. Мост через реку остается справа, а моя река заворачивает круто влево, к востоку. Муть от впадающего в реку грязного притока распространяется навстречу моему движению. В этом Китае трудно что-либо понять!

Лишь через три часа борьбы с встречным ветром, когда никакого другого моста впереди не обнаруживалось, река уходила все левее и левее, а мой путь становился практически параллельным предыдущему, до меня, наконец, дошло, что я двигаюсь не туда… Еще час с лишним ушло на возвращение, итого ровно четыре часа на блуждания в поисках коварной Хуньхэ. Заблудился буквально в трех речках.

Вновь место слияния рек. Целый час без особого успеха пытаюсь преодолеть силу южного ветра. Убедившись в тщетности своих потугов, решил перекусить на берегу. Остановился у покинутого рыбацкого шалаша, сделанного из бамбуковых реек, перегнутых через «П»-образный деревянный стояк. Легкое сооружение обтянуто полиэтиленовой пленкой. Внутри шалаша на всю ширину его сооружен невысокий кан с трубой наружи. Осмотрелся вокруг: рядом находятся дрова, и, хотя место весьма продуваемое, есть где развести костерок. Недолго думая, решил остаться здесь на ночлег, несмотря на то что до темноты еще три часа. Подозреваю, это самое мудрое, что я сделал сегодня. До моста так и не доплыл, с километр-полтора. До Инькоу по прямой еще 35-40 километров, по сильно петляющей реке – значительно больше.

Ожидание в шалаше

Ночью временами капал дождик, а утром, в шестом часу, когда я решал, отправляться мне или нет, заморосил ровно и плотно. Низкое небо серым колпаком накрыло землю. Неказистый шалаш оказался прекрасным подарком судьбы мне ко дню рождения. В нем просторно, можно выпрямиться во весь рост, сюда я занес все свои вещи, при нужде можно поместить даже лодку.

В шесть утра в шалаш заглянул китаец, наверное, хозяин, посмотрел на меня и, не обращая внимания на дождь, отправился на лодке осматривать рыболовные ловушки. Я же позавтракал сваренной вчера кукурузной кашей с различными китайскими приправами и углубился в изучение путеводителя по Китаю и карты страны.

К 12 дня дождь прекратился, но задул шквальный северный ветер. Полиэтиленовое покрытие шалаша отчаянно забилось и оглушительно зашумело. Мою лодку, лежавшую на берегу, перевернуло, и, выйдя к ней, я вдруг увидел, что уровень Хуньхэ упал более чем на полметра по сравнению с вчерашним. Через три часа вода вновь поднялась. Похоже, здесь уже сказываются морские приливы.

После обеда по шалашу вновь зашуршали капли дождя. Погода не намерена меняться. Придется ждать завтрашнего дня.

Лишь к вечеру над горизонтом появилась чистая полоска неба, быстро заполнившаяся заревом закатного солнца. Ночью разъяснило. Ни малейшего дуновения ветра, на который столь легко отзывается полиэтилен шалаша. В установившейся тишине слышно как пересвистываются кулики, сыто крякают утки, настороженно гогочут гуси. Время от времени по мосту торопливо стучит куда-то бегущий поезд.

Коварный прилив

В 6 утра не без сожаления покидаю обжитый шалаш. На улице сыро и зябко, по воде ползуче крадется туман. Через полчаса я проплыл под автомобильным мостом, до которого так долго не мог добраться, и под двумя рядом стоящими железнодорожными мостами.

Завтракаю всухомятку, на ходу, на мгновения отрываясь от гребли. В 8 часов, как по расписанию, поднимается ветерок. По берегу заметно, что вода начинает убывать: появляется полоска свежей, блестящей на солнце грязи, рыболовные ловушки оказываются на суше.

Хуньхэ неожиданно становится огромной и ползет по земле гигантскими кольцами. Теперь пересекать ее в поисках подветренной защиты бессмысленно, и я тащусь вдоль левого, «своего», берега. Но нет худа без добра. Вытянув против ветра по одной стороне очередной петли, по другой я вдруг оказался плывущим по ветру и сейчас наслаждаюсь тем, как мой недавний противник покорно несет меня, покачивая на волнах. Впрочем, это была последняя победа сегодняшнего дня. Счастье долгим не бывает. Уже на следующем повороте я был прижат волнами к берегу и вынужден остановиться. Сила ветра слишком велика для моего утлого суденышка. Ветер рассвирепел не на шутку, и за мою маленькую победу отплатил мне сполна, забросав лодку водой.

Я сходил за дамбу, познакомился с крестьянами на пшеничном поле, пригласившими меня разделить трапезу. Вернулся к реке – она покрыта бурными волнами с белыми гребешками. На берегу холодно, ветер пронизывающий, спрятаться негде. Пошел снова к дамбе, немного подремал, лежа на ее откосе в траве. А вновь вернувшись к реке, увидел, что поднявшаяся река захлестнула мою лодочку, все вещи в воде, и если бы я пришел минут на десять позже, их бы вынесло в реку. Благо, хоть лодку догадался привязать.

Вытащил все из рюкзаков, разложил на земле. На нестихающем ветре сохнет все довольно быстро. Пришли три китайца, весело посмеялись вместе со мной, поразглядывали мое снаряжение и ушли к расположенному вблизи домику. Не желая выглядеть беспомощно в их глазах, уже в пятом часу, когда ветер чуть-чуть утих, я решил двинуться дальше. После часа борьбы с ветром и, как оказалось, с силой прилива, еле сдвинулся на полкилометра. Путешествие становится вполне экстремальным. Сколько же придется плыть эти оставшиеся до моря километры?

В наступающей темноте уже готов был грести при свете поднимающейся луны, но заметил очередной шалаш. Прилив продолжался, надо останавливаться. Шалаш, прикрытый стеблями кукурузы, закрыт на замок, но если убрать рядом с дверью три кирпича, прижимающие полиэтиленовый полог, можно войти. Шалаш обустроен и обжит: на земляном полу стоит диван со свернутой постелью, рядом немного посуды, свечи, карандаши, инструменты, маленькая резиновая лодка и рыболовные снасти. Не успеваю осмотреться, как появляется хозяин шалаша с зажженным фонарем в руках. Как могу извиняюсь, после чего вместе устраиваемся ночевать.

Не вылезая из лодки

Выхожу еще затемно, в 5.15. Ветра нет, легкое течение навстречу – по всей видимости, заканчивается прилив. После вчерашней демонстрации мощи Хуньхэ на душе слегка тревожно. Налегаю на весла. Пользуясь временным затишьем, стараюсь отмахать как можно больше.

Начало 7-го. Временное равновесие между приливом и отливом – если не грести, лодка стоит на месте. Вскоре то ли легкий ветерок, то ли начавшийся отлив стали помогать мне в движении к морю.

Половина 8-го. Отливное течение уже очевидно, но начинает набирать силу и встречный ветерок.

9.00. В пути четыре часа. Думаю, что километров 12 я точно уже сделал. Но это по реке, в ее блужданиях между востоком и западом. Исчисляя к югу, я продвинулся явно меньше. На встречных участках ветер и волны уже весьма ощутимы. Боюсь, что мне недолго осталось плыть сегодня.

9.30. Появился автомобильный мост, который я так жаждал увидеть вчера. Это треть пути от предыдущего железнодорожного моста до Инькоу. Если я так медленно буду продвигаться, то мне предстоит еще четыре дня пути. Неутешительно! Чувствую, что устал, но не столько физически, сколько психологически. В подобных моему путешествиях неизвестность страшит больше всего. Боишься того, чего не знаешь. Продуктов, особенно тех, которыми можно перекусывать на ходу, осталось немного: три пачки печенья, пакетик сухих фруктов и малость орехов, а кроме того, четыре пачки лапши и достаточно супов в пачках, прихваченных на всякий случай еще из дома, из России.

Гребу, не разгибаясь, уже семь часов. Погода сегодня благоприятствует мне. Ситуация зависит от участка реки: то волны и ветер, то довольно спокойно. В целом терпимо.

Восемь часов гребли. Несмотря на встречные волны с «барашками» и то, что уже должен начаться прилив, идти почему-то удается довольно легко, меня как будто даже несет. Качаюсь, как на качелях.

За поворотом только мелкая зыбь. Высокий, подчас в два человеческих роста тростник, который сопровождает меня теперь по берегам вместо кукурузных полей, лишь слегка волнуется. Но идти стало заметно труднее. Странная эта река Хуньхэ!

Гребу уже девять часов. С утра я даже не мечтал об этом.

Вот она сила прилива! Последние полтора часа плыву в изнеможении, пытаясь преодолеть приливной поток. Остановиться невозможно: по моему берегу к самой воде плотной стеной подступает густой тростник. Сначала выгребал прямо против течения, потом приноровился плыть возле самого тростника, где течение немного меньше. В результате греб, не выходя на берег, 11 с половиной часов. Остановился без 15 минут пять. Поставил палатку, заварил лапшу, ставшую и обедом, и ужином, и полез в спальник…

По морскому заливу

Если вечером наступил полный штиль, то ночью загудел ветер. Утром, в темноте собирая рвущуюся из рук палатку, невольно подумал, что на капризной Хуньхэ нет ничего постоянного.

Вышел в 5.20. До восхода солнца спокойно добрался до далекого поворота реки, за которым встречно-боковой ветер разогнавшимися волнами стал отжимать меня в тростник. Еле ползу в виду какого-то моста. Лодку начинает захлестывать, надо бы переждать, но в неистово качающемся из стороны в сторону, словно пытающемся взлететь, тростнике нет никакой прогалины. На противоположном берегу видны многоэтажные жилые строения. По моей стороне все перекрывает стена тростника, но если и за ним населенный пункт, значит, я проплываю под последним мостом, после которого Хуньхэ устремится прямой линией к Инькоу.

Идет отлив, но мне это мало помогает – встречный ветер не дает возможности развить скорость. За мостом Хуньхэ приобретает вид огромного залива. На просторе ветер разгулялся вовсю. Волны, которые он гонит, уже не речные, но морские. Я то взбираюсь на верх перекатывающейся водяной горки, то ухаю вниз… Да, если вчерашний день был мне подарком, то сегодняшний, похоже, судьба у меня отбирает.

Пока шел к ветру и волнам под углом, еще была какая-то возможность двигаться, учитывая, что было время отлива. Река перемещалась на восток, и ветер мало-мальски, сбоку подталкивал меня в нужном направлении. Но в 12 часов, когда я вышел на южный участок реки, волны стали накатывать стремительно, одна за другой, все более и более захлестывая лодку. Вынужден был остановиться. Кажется, на сегодня это все. Пошел прилив, ветер не утихает, через три часа солнце закатится за горизонт.

Сделал вылазку за дамбу. Похоже, вид у меня стал, как у бродяги: оброс щетиной, лицо шелушится, одежда грязная. Во всяком случае, китаянка, у которой я хотел попросить воды, в дом меня не пустила – замахала руками, испуганно залопотала. Если в Шэньяне со мной фотографировались, то здесь от меня шарахаются. Быстро же я теряю человеческий облик.

Воды я все-таки набрал. Пытался выяснить, где нахожусь, но сколько ни показывал карту, ничего не добился – китаец что-то говорил, а ткнуть пальцем не догадывался. Тем не менее, надеюсь, что я уже совсем близко. Если я прав, то до Инькоу осталось никак не больше 20 километров. При безветренной погоде за полдня можно одолеть.

Сижу возле шлюза на дамбе, через который вода поступает в оросительный канал. Тростник возле шлюза кто-то вырубил и бросил его охапками здесь же. На них я и расположился, подставив лицо солнцу. Рядом сохнут подмоченные вещи.

По берегу бегают маленькие крабы – еще один признак близости моря. Уровень воды медленно, но неуклонно поднимается. Потянулась низкая темная туча, заставившая меня встревожиться. Но, пройдя надо мной без дождя, туча без следа растаяла в голубом небе. Без нескольких минут четыре вода остановилась. Встав возле вынесенной на тростник лодки, я вдруг отметил, что ветер утих. Неожиданно для себя самого бросаю лодку в воду, закидываю в нее вещи и начинаю выгребать к Хуньхэ. Река тиха и спокойна, я легко и быстро гребу вдоль стены тростника, непроходимым частоколом преграждающего путь на сушу. Через час активной гребли проплыл огромную береговую дугу, не видя никакого возможного пристанища. Наконец, замечаю впереди большой мотобот, значит, и выход к нему должен быть. Подплываю – стоит фанза, выходит китаец-рыбак. Спрашиваю разрешения поставить рядом палатку, показывая знаками – «спать». Согласно кивает головой, зовет в фанзу, показывает рукой на кан – «здесь». Все прекрасно! А то, поддавшись неожиданному порыву и не находя никакой возможности остановиться перед наступающей темнотой, стал терзаться мыслью, что очередной раз испытываю судьбу. Те же мысли и о моих путешествиях. Что толкает меня на эти непростые и рискованные предприятия? Каждый раз задаю себе этот вопрос, но оканчивается путешествие, проходит год, и я снова куда-нибудь собираюсь.

Последний участок

Вчера, пользуясь иероглифом «километр», спросил китайца, сколько осталось до Инькоу: 10, 20? Мотает головой, показывает пальцами – два. Вот это неожиданность, даже не верится!

Поскольку цель уже явно близка, решил встать несколько попозже. Однако китаец, поднявшийся в 4 утра и включивший на полную громкость какую-то передачу по радио, разогрел еду и вскоре поднял меня завтракать. Как обычно рис, к нему миска кабачков, тушеных вместе с мелкой рыбешкой, и миска мелких крабов. Показал, как их вскрывать и есть. Не сказать, чтобы было невкусно, но немного непривычно.

В 6 часов отталкиваюсь от берега гостеприимной фанзы. Отлив уже начался. За поворотом на горизонте различаю высотные дома. Не два километра, но действительно близко. Это Инькоу, конец пути! Сегодня 13-й день моего пути.

В городе мне нужно быть не раньше 12 часов, расчетного часа в гостиницах. Поэтому не тороплюсь, разглядываю на прощание птиц, слетевшихся на обнажившиеся отмели, бросаю последний взгляд на столь тревоживший меня тростник. Практически не гребу, но меня и так хорошо несет течением.

Как ни замедляю свое передвижение, к 9 часам оказываюсь на окраине города. Мое появление возле больших кораблей, стоящих на погрузке в порту, вызывает ажиотаж у моряков. Резиновая лодочка выглядит рядом с океанскими кораблями ничтожной скорлупкой.

Порт Инькоу

Потянулись городские кварталы, вот и центр города. На глазах у изумленных китайцев, гуляющих по набережной, лихо причаливаю среди неожиданно заплясавших волн к маленькому причалу для прогулочных катерков. Вытаскиваю вещи на берег, укладываюсь внутри обступившего меня круга прохожих. Сложил все в два рюкзака, одел их на себя, прощаюсь с новыми знакомыми и иду завтракать.

Захожу в первую попавшуюся забегаловку с несколькими столиками. Заросший, с рюкзаками за спиной и на груди, вызываю изумление у молоденькой официантки. За стеклянной стенкой холодильного шкафа выбираю блюдо с грибами, заказываю чай, которого не пил 13 дней. Через несколько минут грибы уже готовы и высятся передо мной горкой на большой тарелке. Не торопясь, вкушаю их с рисом, приветливо переглядываясь с китаянкой, которая с любопытством рассматривает меня. В рутине повседневной работы мое появление, видимо, представляется ей чем-то необычным. Наконец, заканчиваю долгий завтрак и выхожу.

Двенадцати еще нет, решаю прогуляться по улице этого портового города. По пути присаживаюсь на ступеньках, достаю ручку, что-то записываю. Проходящие мимо китайцы останавливаются, заглядывают в блокнот, показывают, что ничего не понимают. Я в ответ киваю на иероглифы – тоже, мол, ничего не понять.

Внедрение в гостиницу прошло без всяких сложностей. Я остановил такси, и водитель, несмотря на мой непритязательный вид, привез меня в весьма комфортабельный Jinghua International Hotel. Плачу за одноместный номер 240 юаней и до самого вечера не выхожу из него, стираясь, отмокая в ванне и смотря телевизор. Многоэтажный отель стоит на центральной набережной. Выглянув в окно, увидел под собой знакомые мутные воды Хуньхэ…


 

------------------------------------------

Юрий Лыхин,
Сентябрь-Октябрь 2005 года

 

 

 




© 2005 - 2011  Негосударственное учреждение культуры "Экспедиция Интер-Байкал". Все права защищены.