В Мурэне только нескольким центральным улицам даны собственные названия. Остальные улицы и дома на них имеют цифровую нумерацию, и домашние адреса получаются, например, такими: 1 3/3. Здесь первая цифра означает район, числитель – улицу в нем и знаменатель – номер дома. Подобными жестяными табличками украшены многочисленные хашаны Мурэна.
Под одним из таких номеров живет Баяраа с женой на сносях и двумя детьми. У него мы и остановились. Обстановка дощатого, обмазанного глиной домика с протекающим потолком отличается от сомонного только наличием холодильника и стиральной машины. Но холодильник функционирует как шкаф, возможно, потому, что свет здесь дают только по вечерам. Маленькая железная печурка при входе, как и везде, где я бывал, приспособлена под казан. Его использование, кстати, весьма экономит дрова. Печка в этом случае топится не поленьями, а лучинами, на которые расщепляется полено.
Домик Баяраа мал и тесен, поэтому я ночевал в палатке, которую поставил во дворе. Засыпал под неумолчный собачий лай, раздающийся из-за каждого хашана.
Утром Даважав занялся продажей шкур. Коммерсант из него бы не получился. Он очень быстро нашел покупателей и, не разузнав цен, сбыл им шкуры по 1400 тугриков за штуку. Уже потом, гуляя со мной по Мурэну, он узнал, что здесь они продаются по 2000 тугриков.
Мурэн – самый крупный аймачный центр в Монголии. Его население составляет 280 тысяч человек. Кстати, с недавнего времени это не город, а сомон. Постановлением монгольского правительства название города оставлено только за Улан-Батором. Все остальные бывшие города – аймачные центры – стали именоваться сомонами. И это, пожалуй, правильно. Мурэн, несмотря на то что в нем есть трех- и четырехэтажные дома, все-таки в большей степени заселен сельским населением. Летом люди разъезжается по айлам, и численность Мурэна заметно падает.
По внешнему виду Мурэн сильно напоминает наши маленькие районные городишки: запущенный, неряшливый, замусоренный. Была бы и грязь непролазная, да спасает песчаная почва. Полюбоваться не на что. Все серое и невыразительное.
Посетили аймачный краеведческий музей – с камнями, растениями, чучелами, «нашими достижениями», археологией и этнографией. Последний раздел оказался довольно интересен: одежды, украшения, музыкальные инструменты, ламаистские предметы. В целом, довольно неплохой музей районного масштаба.
В одном здании с музеем находится и аймачная библиотека. Газет 1920-1930-х годов, которые я надеялся посмотреть, в ней не оказалось.
Не обошел я, конечно, и книжный магазин – «номын дэлгуур». Карты аймака в нем не нашлось, зато с помощью Даважава я приобрел альбом Н. Цултэма «Архитектура Монголии», чему весьма рад.
В магазинах Мурэна, конечно, побогаче, чем в Рэнчинлхумбэ. Много импортного – того, что наполняет и российские киоски: «сникерсы», печенье и конфеты в коробках. Булка хлеба стоит 120 тугриков (в Иркутске – 2000 руб.). Овощей в продаже никаких, хотя продаются американские семена.
Побывали на маленьком базарчике, немноголюдном из-за дождя. Продают здесь в основном мясо и сигареты. По громкоговорителю звучат различные объявления, в том числе и о возможности уехать куда-нибудь. При нас, например, объявили, что завтра в 7 часов утра уходит машина в Улан-Батор, до которого отсюда 670 километров. Вспоминаю, что в Рэнчинлхумбэ объявления о машинах вывешивались на почте. Там же Даважав приклеил объявление о том, что меняет шкуры на табак.
На следующий день Мурэн показался мне еще более неприглядным. Побеленные доски хашанов, тянущихся вдоль обеих сторон улиц сплошными рядами, по ассоциации с белеными стенами общественных туалетов производят убогое впечатление. Не лучше показалась и районная столовка, в которой мы дважды обедали примитивными блюдами: вермишелью с мясом и жирным супом из тех же продуктов.
Не скрасил увиденного и находящийся на окраине небольшой неказистый монастырь, также скрытый за высоким хашаном. В нем два храма, отделенных забором от жилищ лам. Гол-сум – юртообразная постройка с квадратным гонхоном, покрытым коричневой черепицей.
После посещения монастыря отправились на аймачную толкучку – огороженный забором пустырь. Перед ним плотно сгрудились многочисленные грузовые машины. Прямо с них продают мясо. Между машинами разложены на продажу бараньи шкуры, кое-где кучами лежит шерсть. Далее выстроилась череда детских колясок, из которых тоже предлагается товар: сигареты, мыло, зубная паста, другая мелочь. У входа на толкучку – простой дыре в заборе – висят различные объявления. По желанию, за плату, тексты объявлений озвучиваются по громкоговорителю из крошечной будочки-домика. От входа в несколько сторон разбегаются рыночные ряды, абсолютно схожие с нашими, только победнее. Торгуют одеждой, обувью, запчастями, конфетами, табаком, папиросами, солью в мешках, монгольским и импортным мылом, зубной пастой, украшениями и т. п. Даважав обратил мое внимание на бродящего среди рядов полноватого высокого американца, одетого во все монгольское: шляпу, красный дэли, кирзовые сапоги. Оказывается, уже года два-три он живет здесь, изучает монгольский язык. Хотел бы я так же изучать английский. Чуть позже, на улице, встретили идущего с монголом негра. Кого тут только не увидишь!
Прямо на улицах много частных магазинчиков, таких же полупустых, как и государственных. Цены, как и у нас, варьируют. Тот же киргизский табак можно купить от 600 до 800 тугриков за пачку. Часто рядом с ценой табака подписано: «орос» (русский). Русское в Монголии по-прежнему ценится. А плиточный чай в блеклых бумажных обертках – китайский. Двухкилограммовый кирпич стоит 800 тугриков. В Рэнчилхумбэ на 300 дороже. Даважав закупил 40-килограммовую упаковку для отсылки в сомон. И опять прогадал: поискав, можно было купить значительно дешевле – по 650 или даже 600 тугриков брикет.
